Ирина Курманова: «Важные жизненные решения ко мне всегда приходят сами».

Диапазон сыгранных ею ролей поражает воображение: от нежной Серафимы в «Беге» Николая Сидельникова и пылкой чувственной Женщины — героини монооперы «Человеческий голос» Франсиса Пуленка до отважной любящей Леоноры в одноименной опере Бетховена, «черта в юбке» Феличе из «Четырех самодуров»  Эрманно Вольфа-Феррари и гордого страдающего Идаманта в моцартовском «Идоменее». Одна из ведущих солисток Камерного театра им. Б. А. Покровского Ирина Курманова любима зрителями и режиссерами, способна удивлять в каждой новой работе. Все, кто приходит на спектакли с участием Ирины, сразу запоминают ее утонченную красоту и кристально-чистое, чуть холодноватое сопрано.

О любимых ролях, соотношении театра и жизни, о сложностях и радостях профессии, о взаимоотношениях с собственной актерской природой и многом другом — в нашем разговоре.

— Ирина, нынешний сезон для Камерного театра – сорок пятый. А какой по счету этот сезон для вас?

— Я работаю здесь девятый сезон.

— И это ваш первый театр?

— Да, я сюда пришла прямо со студенческой скамьи – с вокальной студенческой скамьи (у меня было их несколько). Закончила учебу, в ноябре того же года было прослушивание, и я оказалась здесь.

— Почему выбрали именно Камерный?

— Так получилось. Я училась на пятом курсе, и на моих дипломных показах были тогдашняя завтруппой и директор театра. Они сказали, что если у меня есть желание и возможность, то я могу прийти прослушаться. Я пришла, и меня взяли. То есть как-то оно меня само нашло.

— Значит, судьба.

— Видимо, да. Я больше никуда и не ходила, других прослушиваний не пела. У меня вообще такой характер – я иду всегда по течению, и думаю, что течение всегда приводит куда нужно, а куда не нужно – не занесет. Не привыкла я в жизни толкаться локтями. Мне так легче. Я не спокойная и не пассивная – я просто работаю, отдаюсь делу на сто процентов, а какие-то важные жизненные решения ко мне всегда приходят сами. Не буду что-то делать наперекор, что-то просить, требовать, могу только намекнуть. А все вещи, которые мне не удались, я очень быстро отпускаю.

— То есть никогда не было ощущения, что мимо проходит какая-то интересная партия, какой-то проект?

— Поначалу было. И я даже очень переживала по этому поводу, было поедено немало нервов, и слез пролито. А через какое-то время я понимала, почему так произошло, почему это было не нужно. Конечно, я не говорю, что такие взгляды останутся навсегда, может быть, я их еще пересмотрю. Но пока – так.

— Значит, все те роли, которые вы бы хотели сыграть, вас нашли?

— Да. Если посмотреть на репертуар Камерного театра, то тот репертуар, который я бы хотела, я и пою. А то, о чем я думала и никому не озвучивала, потом понимала, что мне это и не надо. Понимала за счет, например, каких-то своих концертов, другого пения. В этом театре меня уже хорошо знают, и более опытным людям виднее, что мне нужно. Так что живу «под присмотром».

— Значит, вы абсолютно доверяете руководству театра?

— Да. За все сезоны, что я здесь работаю, я убедилась, что была права. Надеюсь, дальше будет так же.

— Но какой-то момент рефлексии у вас присутствует по отношению к себе?

— Да. И я только недавно это поняла. Может быть, стоит не только плыть по течению, а что-то еще делать… Нынешний сезон, кстати, для меня этим очень интересен. Его начало не похоже на начало других, у меня есть какое-то волнение, ощущение перемен. Я начала меняться.

— Есть ли среди уже сыгранных ролей та, что раскрыла вас полностью, реализовала ваши возможности?

— Буквально за последние сезоны я обогатилась ролями, которые очень меня обрадовали, хотя я их боялась. Например, Леонора, которая с каждым разом получается у меня все лучше и лучше, но очень пугала вначале. Она меня раскрывает, я многому учусь от спектакля к спектаклю, я каждый раз расту, даже психологически. А партия, которая очень мне помогла, окрылила меня – Идамант в «Идоменее». Я до этого много чего пела, но именно эта партия заставила поверить в себя. А моя вершина, моя проверка, за которую я даже ставлю себе оценки – это Леонора. Вряд ли у меня было – и даже будет – что-то более сложное. И по музыке, и по психологизму, и по сложности самой роли. Иногда думаешь, как бы дожить на своих двух ногах до конца спектакля…

— Но, наверное, Леонора и из самых приятных ваших работ

— Безусловно. Когда я ее пою, то всегда думаю – а что будет завтра? И каждый раз назавтра я просыпаюсь абсолютно в голосе и могу спеть еще раз. Это было для меня приятным сюрпризом и важным критерием: раз я живая, и даже живее всех живых, то это «мое».

 

Курманова1

(«Идоменей». Ирина Курманова — Идамант. Фото — Игорь Захаркин).

— Вы упомянули Идаманта в «Идоменее». У вас ведь целая галерея мужских персонажей…

— Да. Секст в «Юлии Цезаре», Композитор в «Ариадне на Наксосе», в Леоноре тоже есть этот мотив – она, конечно, женщина, но когда ее видят другие, она мальчик, Фиделио. И Идамант. Я начинаю приноравливаться к таким «брючным» партиям. Единственное, что в этом не люблю – когда женщина начинает играть мужчину и пытается повторить его повадки. Я иду абсолютно не по этому пути – играю женщину с мужским характером. Ведь если я буду играть «натурального» мужчину, с широкими плечами, это будет выглядеть странно, тем более я сама некрупного телосложения. Я стараюсь прийти к этому с помощью осознания, даже влюбляюсь – в поэтичном смысле. Но ничего такого «сексуального» по-мужски я намеренно не делаю. И не люблю, как это делают другие. Но такие партии мне очень интересны. Интересно попробовать эту эмоциональность, напористость – и потом я даже в жизни начала находить в себе такие черты.

— Вы удивились, когда вам впервые предложили такую роль?

— Я не удивилась – я разозлилась. Рвала и метала – правда, про себя. А потом, прямо с первой репетиции, зацепила, как к этому приноровиться, не стала из себя ничего строить – в этом, конечно же помог режиссер – и все получилось.

— А кто был первым из этих героев?

— Как раз Идамант. И с первой же сцены, с первой арии все пошло правильно, через прямой контакт, никакой «телесности». А на сценических репетициях я совсем успокоилась. Но в какой-то момент я поняла, что если бы режиссер сказал сделать все по-другому, я бы уже смогла приноровиться – я уже набралась некоторого опыта, и понимала, что есть жизнь, а есть сцена. Я научилась отделять. Кстати, своих героев и героинь я никогда не называю «я», всегда воспринимаю их в третьем лице. Для меня это очень важно, потому что именно тогда я могу сделать все, что мне скажут, я не примеряю их на себя как на личность, и из-за этого могу достаточно раскрепоститься. И три-четыре часа, пока идет спектакль, я называю себя именем своей героини – для меня это такой прием, чтобы погрузиться «туда».

— Значит, вы своих персонажей по окончании спектакля оставляете в театре, они не влияют на вас потом в жизни?

— Ну, что-то я могу от них перенять – во всяком случае, могу выпустить пар. Например, дома или где-то перенервничала, а на сцене как раз надо с кем-то ругаться – вот я выпускаю «дым из ушей», и потом остаюсь спокойной. А по-другому нельзя. Я совсем недавно поняла, что слишком много себя оставляю на работе, ведь у нас такая работа, которая затмевает все. Но я осознала, что моя собственная жизнь – это моя собственная жизнь. Моя родная сестра – экономист, и она приходит домой и занимается своей семьей, проблемами, проблемами подруг, у них какие-то обсуждения, фильмы, и так далее. У меня же до определенного момента не было ничего такого. Но теперь стараюсь, чтобы было иначе – вот я пришла домой, и это уже дом, уже не работа. А то можно чокнуться. Я бы уже не выдержала такого количества театра в своей жизни. Я настолько эмоциональная, что должна сама себя беречь.

— Вспоминая Леонору: есть ощущение, что вам очень идут образы трагических, страдающих героинь. На ваш взгляд, это вам соответствует? Или вам одинаково интересны и близки любые образы?

— Знаете, у меня есть роль в спектакле «Четыре самодура», это комедия, и я там играю чуть-чуть гротескно – и чувствую себя очень комфортно. Но таких ролей у меня немного. У нас еще был спектакль «Контракт для Пульчинеллы с оркестром», мне он тоже нравился. Конечно, настоящее удовольствие я получаю от таких напряженных драматических ролей. Но и комедий хотелось бы побольше. Комедийные спектакли я всегда смотрю за кулисами, наблюдаю, как работают партнеры, превращаюсь в зрителя, и получаю удовольствие. Иногда даже смотреть на партнеров нравится больше, чем выходить потом самой. Такие моменты отдыха и радости.

— В репертуаре Камерного театра много современной оперы. Насколько близок вам такой материал? Трудны ли современные композиторы, насколько интересно их осваивать, что они дают артисту из того, что не дает классика?

— В целом у меня не такой уж большой опыт. Но я хочу сказать, что, например, как спектакли такие произведения очень интересны – современные композиторы интересно подходят к выбору сюжета, все выстроено логично, хорошие сильные пьесы берутся. Ведь, например, «Мелкий бес». Или «Бег» — это же Булгаков. Поэтому здесь я ощущаю себя в первую очередь актрисой. Поющей актрисой. В классике я все-таки, прежде всего певица, которая играет в спектакле, а здесь наоборот. Для меня это правильный подход. И зрителю наверняка интересно посмотреть на театр, на игру, на певца как актера. Конечно, сегодня уже одно от другого почти неотделимо, и трудно представить себе хорошего певца и одновременно плохого актера – у него не получится удачной карьеры. А в современной опере как раз актерское мастерство встает в один из главных «углов», без этого ее трудно исполнить.

Курманова2

(«Человеческий голос». Ирина Курманова — Она. Фото — Михаил Майзель)

— Камерный театр неспроста так назван – здесь очень небольшое пространство. Вы чувствуете зал во время спектакля?

— Да. Всегда. Буквально с первых минут. Причем я его не вижу – мне помогает, что у меня плохое зрение, и я, особенно если свет бьет в глаза, лиц не различаю. Но чувствую все. Когда я пою на большой сцене, такого ощущения нет, там я только с партнерами. А тут живой контакт, который меняет какие-то тонкие материи, энергетику, и спектакль неповторим даже в этом. И чем больше я работаю, тем сильнее учусь это ощущать. Накалена ли атмосфера в зале, или наоборот, все расслабились – это важно, и для меня это одно из удовольствий работы в Камерном театре.

— А бывает, что эти ощущения мешают?

— Бывают сложные спектакли. И я прилагаю усилия, чтобы от этого ощущения абстрагироваться. Например, в «Ростовском действе», где я даже устаю от этого. Но не значит, что не получаю удовольствия. У нас был спектакль «Дворянское гнездо», он мне очень нравился, но там были такие моменты, сцены, когда находишься в метре от зрителя, и это напряженно – обращаешь внимание на все, а это может выбить. И пришлось учиться отключаться.

— У вас есть и опыт работы в других театрах в качестве приглашенной солистки, опыт входа в чужой спектакль.

— Это такая мобильность, дело выдержки. Главное для меня в этом – спеть интересную музыку, выучить новую партию, которую хочется. Потому что за несколько дней войти в спектакль – вопрос психологического здоровья, настроя. Зато потом – напеться «от пуза». Но вот интересно – каждый раз, возвращаясь в Камерный театр, я нахожу еще больше граней, от которых получаю удовольствие, больше тонкостей, полутонов в музыке, в исполнении. Хотя на большой сцене можно просто встать и петь, и это тоже удовольствие. Хорошо, когда приглашают. Но это не мой выбор, это судьба такая. А вообще я счастлива тем, что я имею.

— Интересны ли вам смежные жанры? Например, оперетта?

— Знаете, если говорить об оперетте, то я участвовала только в небольших концертах, где мы пели отдельные арии. Это было мне интересно, но я не сказала бы, что довольна тем, как это у меня получалось. Я поняла, что это трудно. Даже те несколько арий, которые я пела, дали понять, сколько надо работать. Хотя это полезно осознать.

Мне нравится драматический театр. Хотелось бы иметь возможность в чем-то таком поучаствовать. Но я боюсь даже об этом мечтать – уж очень это смело для меня и моей ситуации, хотя в последнее время все чаще и чаще об этом думаю. Не так давно в школе у дочки попросили прочитать отрывок, я сначала отказывалась, а потом подумала – кто, если не я, и получила в итоге огромную радость. Даже думала об этом потом несколько дней, настолько мне это понравилось.

— А как зритель ходите в другие театры?

— Хожу. Но не сказала бы, что часто. У меня большая занятость, трудно выбрать свободное время. К тому же для меня это не так легко – очень сильно устаю, ощущаю себя выжатой, особенно если это певческий спектакль. Даже когда я смотрю спектакли своих коллег в нашем театре, для меня это большой труд – в своем спектакле я работаю только за себя, а здесь, получается, за всех. Для меня это всегда серьезная подготовка, серьезный поход, я не могу это сделать «между прочим».

— В качестве завершения: что вы ждете от наступившего сезона? Вы в начале разговора сказали, что ждете перемен…

— Пока это еще на уровне эмоций, конкретных планов не могу сказать. Я стала понимать, чего жду от самой себя, от своего голоса – голос же постоянно меняется, но в последнее время мне кажется, что он стал меня удивлять, стал раскрываться с других сторон. Я хочу еще плотнее и с каким-то новым ощущением к нему прислушаться. Мне кажется, что я должна сейчас посмотреть на себя как на незнакомую певицу.

(Текст — Алиса Никольская. Фото предоставлены пресс-службой Камерного театра им. Б. А. Покровского).

 

 

Обсуждение закрыто.